Дети Ишима. Книга 3. Океан - Виктор Завидей

Мой напарник завоевал мою симпатию сразу. Во-первых, из-за умения делать все, за что бы он ни брался; во-вторых, из-за своего жизнерадостного и неунывающего характера, повышенного интереса к вдовушкам и, наконец, исключительной порядочности. Сразу же, не вдаваясь в мои профессиональные навыки что-либо делать руками, он предложил будущую выручку делить пополам. Даже предположение о таких возможностях вызвало у меня повышенную симпатию к этому незнакомому человеку сразу. Впоследствии все мои первые впечатления об этом обычном и необычном человеке полностью подтвердились, и я оценил проницательность своей матушки, которая для меня остановила на нем свой выбор.

Те, кто знаком с тем, что представляла собой Украина и жизнь в ней времен застойного периода, меня поймут без излишних слов. Народ уже оклемался от войны, голода и полной нищеты, поэтому, кто как мог, начал приводить в соответствие с требованиями времени свои жилища. Глиняные мазанки обкладывали кирпичом, меняли соломенные крыши на жестяные или шиферные; ставили заборы, заменяя вишневые заросли вокруг своих домов, которые исправно выполняли свою основную функцию естественных заборов, что, кстати, меня сильно расстраивало. Что может быть лучше естественного вишневого забора, в котором обычно устанавливалась простая деревянная скамейка. Так что работы у нас было навалом. И за нее нам хорошо платили, при этом, у нас не было никаких хлопот с жильем, едой и питьем, в самом широком смысле этого слова.

Я, конечно, сопротивлялся такому неравному равенству, утверждая, что бегать, прыгать и даже решать дифференциальные и интегральные уравнения уже умею. Умею я делать еще сотни никому не нужных других дел, но это вряд ли нам пригодится в том, чем мы собираемся заниматься. Но мой напарник был неумолим, как скала. И произнес в конце дискуссии: «Заработок пополам, и точка!»

В этой паре, один из которых, представлял собой бледного и замученного студента, с порочными наклонностями интеллигента, который, правда, когда заставляла нужда, мог без тени смущения рыть могилы, зарывать усопших или заниматься другими схожими делами. Ко всем своим скрытым недостаткам студент к тому же изъяснялся на чистом диалекте столичного жителя, в котором не прослушивалось характерного звучания буквы «г», поэтому местные жители принимали его за иностранца.

«Иностранец», между тем, свободно владел языком аборигенов, но из-за некоторой застенчивости, а также, чтобы чего не подумали, не стал сливаться с толпой и переходить на местный диалект. В набедренной повязке, в виде плавок с нацепленными на нос очками, он с восхода и до захода солнца находился на строительных лесах и привлекал своим видом внимание местных жителей. Он был видим и открыт со всех сторон: лучам солнца, ветрам и взглядам, проходящих по деревенской дороге местных жителей, которые в жаркий летний день натягивали на себя, кроме штанов, еще и рубашку с длинными рукавами и неодобрительно поглядывали в его сторону.

Своим внешним видом и поведением для местных жителей, он сильно походил на цивилизованного дикаря, забравшегося на подмостки, которого выставили на всеобщее обозрение. Может быть, поэтому молоденькие жительницы, проходя мимо, чтобы не видеть этого «непотребства» отворачивались. Другие, бойкие на язык, не упускали возможности «запустить камень» в его сторону и стрельнуть в студента шуткой. Студент, как и следует неразумному «иностранцу», чаще всего пропускал их шутки мимо своих ушей. Но его напарнику только этого было и нужно. Он охотно вступал в беседу с незнакомыми людьми, будь тот стар или млад, мужчина или женщина, пускал в ход шутки, анекдоты. Он мог спеть какой-нибудь двусмысленный куплет, а то и, не слезая с подмостков строительных лесов, отбить чечетку. Так, что слава о двух странных строителях распространялась по окружающим селениям со скоростью эпидемии, создавала нам неплохую рекламу, и мы были нарасхват местными жителями.

Напарник студента был невысокого роста, крепыш с закопченным и задубленным от непрерывного пребывания на солнце лицом, и до пояса оголенным торсом. Из-за этих качеств и внешнего вида, он чем-то напоминал студенту пирата Бена Ганна, списанного с борта шхуны на берег необитаемого острова за какие-то провинности, скорее всего за доброту, самим капитаном Флинтом. Это сходство усиливалось, когда он обматывал свою курчавую голову цветным платком, чтобы защититься от лучей немилосердного полуденного солнца и взбирался на строительные леса, как на мачту «Эспаньолы». Так или иначе, но имя, которое приклеил к нему студент, подходило мастеру значительно лучше его собственного. Пират-мастер вначале сопротивлялся такому переименованию, а после того, как студент доходчиво объяснил связь нового имени с главными чертами его характера, смирился и даже, кажется, одобрил его.

За двухлетний период тесного знакомства с этим человеком, студенту так и не удалось выведать, какие тайны в житейских делах и сложности могли бы привести его в затруднительное состояние или вывести из душевного равновесия. В начале сезона, когда студент еще сохранял все атрибуты, приписываемые студенчеству, с проступающими на его теле ребрами и отрицательной кривизной осанки из-за вынужденных строгих диет, он служил для Мастера-пирата своеобразным наглядным пособием.

На этом пособии Мастер частенько демонстрировал темным крестьянским массам недостатки современной системы образования молодежи. Прибыв на объект, он сразу же объявлял новому хозяину о необходимости самым внимательным образом следить за здоровьем и питанием студента, и даже прописывал ему специальную усиленную «диету», с перечислением, на его взгляд, главных продуктов питания, без которых не мог впредь обходиться организм его юного напарника.

В этой связи, и по случаю строительства, хозяева заблаговременно, выгнав несколько ведер самогона, закалывали еще и кабана, а для разнообразия рациона студента на столе неизменно должны были находиться полные тарелки со свежими и вареными яйцами.

Для закалывания кабана часто привлекали Мастера. Как оказалось, и в этом деле пират тоже был незаменимым для всех человеком. На этом мне хочется остановиться поподробнее и рассказать читателю все по порядку, не отклоняясь от истины и не упуская ни одной значимой детали.

Обычно, эти полезные животные задолго чувствуют скорый конец и начинают свой визг заранее – с самого утра, а то и с вечера. Мой мастер в день «жертвоприношения» советовал хозяину выпустить приговоренного кабана в сад, позволить ему последние часы провести на воле, чтобы напоследок ему вдоволь надышаться райским воздухом свободы. В первое наше прибытие, не знаю, с какой целью, он решил пригласить на убиение невинного кабана и меня. Думаю, что в образовательных целях. А вдруг пригодится! Он был убежден, что в жизни человеку нужно уметь делать все. Конечно, за свою деревенскую жизнь с подобной процедурой негуманного обращения с животными не раз приходилось сталкиваться и мне, но на удалении. Лично сам в этом деле я не участвовал никогда.

Понятное дело, представляя себе визжащего приговоренного в последние минуты его жизни, от зрелища я отказался, не находя для себя ничего в этом занимательного. Но то, что мне пришлось увидеть в тот раз, подняло строительных дел мастера, в моих глазах, на недосягаемую высоту. На мой отказ принять пассивное участие в этом деле, пират-мастер заявил мне, что ничего напоминающего обычное убийство приговоренного, которое сопровождается сильным сопротивлением и визгом, с его стороны не будет. Все будет тихо, мирно и с огромным удовольствием для жертвы. В этой процедуре жертва будет издавать довольное хрюканье и даже не заметит, когда ее душа окажется на небесах, а все остальное у нас на обеденном столе. Поскольку, подобного представления мне, как и многим другим, видеть не приходилось, опишу его подробнее.

После того, как кабана «условно» выпустили на свободу, он первоначально по диагонали несколько раз на полном скаку пересек сад от изгороди до изгороди, ловко маневрируя между яблонями, потом успокоился и, недоверчиво поглядывая на любопытных зрителей, сгрудившихся возле дома, принялся пощипывать зеленую травку. Через некоторое время хряк и вовсе забыл о нашем существовании. Тогда Мастер, припрятав под полой куртки узкий длинный ножик, велел мне, до поры до времени, оставаться на своем месте.

Он спокойно направился в сторону кабана, что-то ласково бормоча себе под нос. Кабан развернул рыло в его сторону, но с места не сдвинулся и продолжал мирно щипать травку. Мастер приблизился к нему вплотную и пощекотал за ушком. От удовольствия кабан даже хрюкнул. Так продолжалось еще некоторое время, пока кабан не впал в кому. Мастер помахал рукой, приглашая меня подойти и понаблюдать за происходящим вблизи. Я подошел поближе, кабан, погруженный в любовную истому, даже не удостоил меня своим вниманием, а лишь изредка пощипывал зеленую травку.